Мария Каллас в фильме Пьера Паоло Пазолини «Медея» (1969)
Медея, кровавая менада
Тематической основой «Медеи» Пазолини стали не трагедии древних драматургов (Еврипид, Сенека), а труды Фрэзера («Золотая ветвь»), Мирчи Элиаде, Леви-Брюля и современных антропологов. Взгляд Пазолини выявил в судьбе Медеи то, что подразумевалось, но никогда не акцентировалось драматургами античности. «Я остановил свой выбор на этой "варварской" трагедии», где женщина из-за любви к мужчине убивает собственных детей, прежде всего потому, что меня зачаровала чудовищная сила этой любви», — рассказывает режиссер. Любовь — чувство, которым Пазолини наделил свою демоническую Медею, идеализировав ее образ. (Хотя Ясон, объясняясь с Медей, не забывает укорить ее: «Ты не хочешь признать, что если ты что-то сделала для меня, то только из любви к моему телу»). Не имеет значения, что мы не принимаем «любовного» толкования, ибо главным для нас является анализ трансформаций образа «кровавой менады», которым он подвергся в современную эпоху. Мы не станем задерживаться на детальном изложении сюжетной линии фильма Пазолини и отметим лишь наиболее значимые моменты.
Никто из древних авторов не обращался к фигуре кентавра Хирона, воспитателя и наставника Ясона. В «Медее» Пазолини повествование начинается с появления Хирона, который рассказывает маленькому Ясону о битве богов и титанов, о древнем роде мальчика. Во второй части фильма режиссер раздваивает фигуру кентавра, и перед Ясоном появляются два наставника: святой кентавр и кентавр-нечестивец. Второй, обращаясь к удивленному Ясону, объясняет: «Ты знал двух кентавров — святого, когда ты был мальчиком и нечестивца, когда стал мужчиной. Но то, что свято, остается внутри нечестивца». В одном из интервью Пазолини говорит, что «явление обоих кентавров свидетельствует, что священный символ, даже лишившись ореола святости, не исчезнет. Жертва святотатства и священная тварь сосуществуют».
Пазолини, в отличие от Ларса фон Триера, обнажает правду о Медее — он показывает ее хтоническую природу и приверженность культу Великой Матери. В фильме показан древний ритуал плодородия, во время которого приносилась человеческая жертва. Лоно земли жаждало крови. Жертва предавалась смерти, после чего ее тело разрубалось на куски, которые затем раздавались в качестве драгоценных даров и посвящались Матери-Земле. В «Медее» Пазолини жрецы пьют кровь жертвы, окропляют ею листья кустарников, травы, землю. Сердце жертвы помещают в ритуальную чашу и каждый жрец касается его пальцем, унося на себе каплю крови. Надев маски, все участники ритуала исполняют экстатический танец под бой барабанов и кимвалов. Медея в священных одеждах Гелиоса и ожерелье из черепов (как индусская Кали) предстает как ипостась Великой Матери. Такой ее видит Пазолини. И такой ее не смог увидеть Ларс фон Триер, чья Медея беспредельно далека от безумной менады, способной на то, чтобы бросить вызов самим богам. У Пазолини Медея идет к храму, где хранится Золотое Руно, в сопровождении жриц; руки ее связаны цепями. Жрицы освобождают Медею только перед священным местом. Разбросав перед ней сухую траву, жрицы зажигают огонь, который начинает уничтожать малую жертву. С диким криком Медея бросается на землю, позволяя языкам огня целовать ее кожу и края одежд. Потом она входит в храм, в полном одиночестве, и возносит молитву Златорунному Барану. Пока Медея погружена в молитву, в храме появляется Ясон и, бросив взгляд на женщину, словно призывает ее заметить появление чужака. Заметив его, Медея неожиданно опускается на каменный пол, оказываясь во власти обморока. Она знает, зачем Ясон прибыл в Колхиду. И она решается забрать Руно из храма, чтобы навеки привязать к себе Ясона. Женщина подходит к Руну и, вцепившись руками в голову Барана, пытается забрать ее, но силы подводят Медею; тогда она подговаривает родного брата выкрасть Золотое Руно из храма, после чего бежит с Ясоном из Колхиды.
Следующий момент, который мы хотели бы отметить, это сцена сожжения Главки и царя Креонта. У Пазолини она происходит только в воображении Медеи, однако врагов все равно настигает смерть: Главка надевает пеплос и головной убор, подаренные Медеей, и смотрит в зеркало; на какой-то миг образ ее становится неясным, Главке мерещится Медея, чье место она пытается занять. Тогда она с криком выбегает из своих покоев и устремляется на крышу замка. Главка бросается вниз, и лишает себя жизни. Ее отец, обезумев от горя, умирает вслед за ней. Дальний план показывает, как два тела срываются с крыши.
В финале фильма Медея, убившая своих детей, появляется во всем великолепии огненной стихии, облачившись в тончайшие пламенные одежды Титана Гелиоса. «Мне нужно помолиться Солнцу, Царю Мертвых», — так некогда говорила Медея. И последние заклинания черной жрицы обращались именно к нему.
Натэлла Сперанская
Фрагмент эссе «Медея, кровавая менада». Из книги «Дионис преследуемый»
«Медея» (1988) Ларс фон Триер: vk.com/wall-52526415_21680
+ Музыка: легендарная запись Марии Каллас «Cherubini: Medea» (Dallas, 6 November 1958)